Владимир Броудо - Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга четвёртая
С эстонцем Энделем Тийдт из первой учебной группы я учился три года в одном взводе в ДВАРТУ, а затем пять лет на одном курсе в МВИЗРУ. Узнав, что он служит на тверской земле, в Ржеве, разыскал его номер телефона, и мы с ним иногда общаемся. Эндель на свою Родину после 1991 года не вернулся, так как у него жена русская. Эстония таких своих земляков презирает. Помню Энделя с 1958 года. Это был скромный, застенчивый, обходительный, несколько угловатый, из-за высокого роста, парень, совершенно незнающий русского языка. Его и других прибалтийских ребят принимали в военные училища, потому, что они показали хорошие знания по математике и физике. Кроме того, Советскую Армию старались сделать интернациональной.
Ирония судьбы, Эндель Тийдт живёт в России, а Валерий Гилимсон, закончив службу в Эстонии, остался жить в Таллинне.
Во 2ЦНИИ МО много выпускников МВИЗРУ. Это, как правило, большие труженики, сделавшие большой вклад в развитие военной науки, в разработку новых систем вооружения для Войск ПВО. Многие из них стали гордостью института. Офицеры 2ЦНИ МО, выпускники МВИЗРУ, гордятся принадлежностью к этому замечательному учебному заведению, поддерживают с ним связь.
В 2003 и 2013годах многие тверичане ездили на 50-летие и 60-летие училища. А в 2008 году в честь 55-летия училища во 2ЦНИИ МО была устроена вечеринка, на которой присутствовали десятки выпускников МВИЗРУ.
Заключение
Позади пять лет напряжённой учёбы. Эти пять лет были забегом биатлониста на стайерскую дистанцию с десятью рубежами (сессиями). На каждом рубеже с пятью выстрелами (экзаменами) я не должен был сделать ни единого промаха. Это были напряжённые соревнования, борьба, в первую очередь с самим собой. Рядом были как преданные болельщики, так и завистники. Я успешно преодолел всю дистанцию, поразил все мишени, получил в награду золотую медаль.
Что она мне дала, как повлияла на мою судьбу?
В этой связи, можно отметить три существенных, положительных момента. Во-первых, она способствовала отличному распределение во 2ЦНИИ МО. Во-вторых, при назначении на должность в институте, я, как медалист, использовал своё право выбора управления и отдела. В-третьих, в результате напряженной, серьёзной учёбы, мною был создан хороший фундамент для моей успешной работы во 2ЦНИИ МО.
Глава 2. Воспоминания о детстве и юности
Послевоенное выживание
Предисловие
Мой родны кут, як ты мне мiлы!..
Забыць цябе не маю сiлы!
Не раз, утомлены дарогай,
Жыццём вясны мае убогай,
К табе я думкай залятаю
I там душою спачываю.
О як бы я хацеу спачатку
Дарогу жыцця па парадку
Прайсцi яшщэ раз, азiрнуцца,
Сабрать з дарог каменнi тыя,
Што губяць сiлы маладыя, —
К вясне б маёй хацеу вярнуцца.
(Якуб Колас «Новая зямля»)Я, Власов Юрий Игоревич, родился 14 мая 1940 года в г. Минске, в доме который принадлежал моей бабушке по маминой линии, Шидловской-Бушило Марии Фёдоровне. Сморговский тракт, на котором стоял её дом, находился в районе Сторожёвки. Это северная окраина Минска. Сейчас это Центральный, самый престижный и экологически чистый район города. В километре от нашего дома стоял последний дом по тракту и заканчивался город. Ближайшая по тракту деревня – Ёдкова Цна. Есть информация, что вблизи её когда-то находился фольварк «Сморговка», в котором разводили верблюдов. В 10 км по тракту большой лес, который назывался Туровка, в который мы в детстве ходили за черникой. В семидесятые годы в лесу были восстановлены партизанские блиндажи и землянки.
Дом наш снесли в начале 60-х годов, когда началась интенсивная, хрущёвская застройка Минска. На его месте был построен кооперативный дом. У дома остались расти наш тополь, посаженный перед войной и берёзка, которую мы посадили с отцом после войны. Вскоре, после заселения дома, тополь, раздражающий жильцов своим пухом, спилили, а берёза наша всё ещё жива. Бывая в Минске, посещаю место, вспоминаю детство и юность, обнимаю родную берёзку.
Воспоминания о своей жизни решил изложить в виде мемуаров, при этом поделить их на значащие для моей жизни главы:
Детство и юность, 1940 – 1958 годы.
Учёба в Даугавпилском военном авиационном радиотехническом училище (ДВАРТУ), 1958 – 1961 годы.
Служба в зенитно-рактных войсках, 1961 – 1966 годы.
Учёба в МВИРТУ – МВИЗРУ, 1966 – 1971 годы.
Служба в 2 ЦНИИ МО в г. Калинин, 1971 – 1989 годы.
Работа в ЦКБ «Алмаз», 1990 – 1993 годы.
Работа в НИИИТ, 1993 – 1998 годы.
Работа в ЦНИР «Комплекс» Минюста России, затем НИИИиПТ ФСИН России, 1998 – 2011 годы.
Издана моя книга"Воспоминания о прожитой жизни» (Части 1,2,3). В Интернете всё можно прочитать по ссылке
http://www.proza.ru/avtor/vlasovyra2011
Цель написания Воспоминаний не очень ясна. Это, может быть, во-первых, чтобы как-то занять чем-то своё пенсионное время. Во-вторых, тренировать свою память, заново пережить то, за что когда-то боролся. В-третьих, может быть когда-нибудь, кого-нибудь заинтересует пережитое мною и моим поколением время.
Память о войне
Война началась, когда мне было год и месяц. По рассказам родителей был я шустрым, соседи звали меня «Заводной», и считали застенчивым. Если кто-нибудь ко мне обращался, то я отворачивался и прижимался к забору. Во время войны я мог умереть.
В конце 1941 года или в начале 1942, когда мне было 1,5 – 2 года, я заболел дифтеритом. Состояние было тяжелое и, от отчаяния, мама понесла меня в больницу. Здесь состояние не улучшилось, ибо, какие еще лекарства, и какая помощь могли быть в гражданской больнице в оккупированном Минске. В общем, я задыхался, пальчики синели, жить мне осталось не много. У моего доктора-спасителя был только кубик камфары, которым она воспользовалась и, в результате, оживила меня. После войны, приходя к своему участковому детскому врачу, которым был мой доктор-спаситель, я слышал от неё: «Юра-чудо». Значение этого словосочетания мне пояснила мама.
Начал помнить себя с четырёх лет. Помню, как ещё при немцах меня крестили в церкви на площади Свободы. Помню полицаев, которые заходили в дом и светили фонариком, который висел у них на груди. В памяти осталось освобождение Минска, мёртвый, раздувшийся немец, лежащий в поле недалеко от нашего дома. Помню, как отец принёс домой винтовку, патроны и стрелял по воронам, как отца взяли в армию в июле 1944 года, как мы с сестрой Риммой остались на попечении неработающей мамы, как нам было голодно и холодно, как матери-солдатки закрывали нас, сверстников, дома, а сами уходили добывать хлеб насущный. Помню, как с мамой мы однажды возвращались с вокзала домой, и я по дороге, без конца, показывая ей на развалины Минска, и всё спрашивал: «А здесь что было? А здесь что было?». Помню, как тётушка Лида водила меня на парад по случаю освобождения Минска. Помню, как мы с сестрой Риммой (она старше меня на четыре года) ходили купаться на озеро, созданное на реке Свислочь и расположенное в километре от нашего дома. Позже его назвали Комсомольским. И уже совсем отчётливо помню как мы, ложась спать, поворачивались к иконке с Казанской Божьей Матерью и молились за здоровье дедушки Сталина и отца, который был ранен и находился в новосибирском госпитале на излечении.
Как мы прожили в оккупированном Минске три года, чем питались все это время – одному Богу известно. Правда, немцы разрешали выращивать картошку и овощи на приусадебных участках, держать птицу и скотину. До появления партизан разрешали ходить в деревни, чтобы менять одежду на продукты. Часть их поступало в гетто в обмен на вещи. Самое распространенное блюдо было «подколотка». Это суп из воды и картошки, подколоченный для густоты ложкой муки.
После освобождения Минска жизнь наша особенно лучше не стала. Отец ушел на фронт, а на попечении матери остался четырехлетний я и восьмилетняя моя сестра Римма. Мама не работала. Какая работа могла быть в разрушенном городе. Но мама как-то приспосабливалась к обстоятельствам. Дома были куры. Из яиц и сахарина, оставшегося с немецких времен, мама выпекала печенье бизе, которое почему-то называлось «снежками». «Снежки» продавались на рынке, а на вырученные деньги отоваривались продуктовые карточки.
Несмотря на мамины старания, ложился я спать на голодный желудок. После моей укладки мама на кухне продолжала заниматься с сестрой, ученицей второго класса. И вот они бубнят, бубнят, а затем затихнут. Когда они затихали, мне казалось, что они что-то жуют. С разведывательной целью, я тихо вставал и шел на кухню как бы к помойному ведру. Моя тревога была напрасной. Сестра что-то писала, а мама стояла, склонившись над ней.
